Вадим Смоленский

«Записки гайдзина»  —  роман в новеллах об иностранце на Японских островах

Переводы Боба Дилана, Тома Уэйтса и Спайка Миллигана

ЯРКСИ  —  японско-русский компьютерный словарь иероглифов

Персональная страница: http://www.susi.ru/rus

Мое первое знакомство с писателем Булгаковым состоялось в 1978 году. Мне было одиннадцать лет, а писателю Булгакову — двадцать восемь. Делая такое утверждение, я ничего не путаю.

Как помнится, это было совместным начинанием ВЛКСМ и Союза писателей, пославших молодых поэтов и прозаиков в разные концы нашей необъятной родины на творческие встречи с самым читающим народом. В Мурманскую область отрядили одного украинского поэта, имени которого моя память не сохранила, а в пару к нему — начинающего московского прозаика Николая Булгакова. Гастролируя, они доехали до нашего медвежьего угла на стыке трех границ. Состоялся творческий вечер в поселковом клубе. На следующий день литераторов пригласили в школу, где они тоже выступили с большим успехом.

Удивительно то, что к тому времени мы знали, кто такой Николай Булгаков. За пару лет до того мой отец совершенно случайно купил в книжном магазине его дебютную книгу «Я иду гулять», — с одноименной повестью и короткими юмористическими рассказами, многие из которых были написаны как раз о школе. Они до того пришлись нам по душе, что наша школьная самодеятельность некоторые инсценировала. А тут вдруг пожаловал сам автор! Отец на вечере, конечно же, продемонстрировал пухлую, затертую книжку и попросил автора ее подписать. Молодой прозаик, схватившись за голову, повторял: «Фантастика!.. Фантастика!..» Книжка с подписью до сих пор занимает почетное место на родительской книжной полке.

Уже потом я узнал, что есть другой писатель с такой же фамилией, который написал книгу про какую-то маргаритку. Много лет фамилия «Булгаков» ассоциировалась с ярким детским воспоминанием и всецело принадлежала Николаю Булгакову — первому настоящему писателю, увиденному мной во плоти. Поэтому, когда появился интернет, я не раз и не два пускался в сетевой поиск, желая узнать, что этот замечательный автор написал за прошедшие долгие годы. И совсем недавно наконец нашел.

Лучше бы и не находил...

( Collapse )

Девизом моего поколения могла бы служить известная классическая цитата:

«Никаких энтузиастов, никаких подвигов, никакой одержимости! — всеобщее малодушие. Я согласился бы жить на земле целую вечность, если бы прежде мне показали уголок, где не всегда есть место подвигам.»

В бессмертной поэме «Москва — Петушки» эти слова произносит алкоголик в час невыносимого похмелья. Алкоголиков в моем поколении все-таки не абсолютное большинство. Но гений на то и гений, чтобы попасть в общественный нерв и предложить формулу, которую подхватят все.

Успех ее понятен. Культ героического подвига в СССР был вездесущ, навязчив и утомителен. Лишь только стало можно, советская молодежь ударилась в «профанацию тоталитарного героизма», радостно оплевывая коммунистический пантеон и подпевая Александру Лаэртскому:

Шел Гагарин по тропинке,
Видит: девка сpeт в сирени.
Подошел Гагарин к девке,
Да как даст ногой по жoпе!

Много было этого добра. Над Мересьевым стебались, над Карбышевым... Про Сусанина уж молчу. Чем героичнее подвиг, тем отвязнее стеб.

( Collapse )

Я очень, очень, очень рад той новости, что Дмитрий Быков вышел из комы, полностью оправился от непонятной напасти, снова может говорить и сегодня, уже не из больницы, провел очередной радиоэфир, который я с удовольствием, как всегда, послушал. Представить на месте Быкова немую пустоту — невыносимо. Его стихи, его статьи, его голос наполняют пространство вокруг меня уже третий десяток лет. При одном годе разницы в возрасте есть соблазн назвать Быкова «голосом поколения» — но он не вмещается в эту формулу, он гораздо больше, он умудряется говорить голосами сразу нескольких поколений.

Когда я взялся за его книгу о Пастернаке, то паралелльно читал пастернаковские стихи. Примерно на середине этого чтения мне окончательно стало ясно, что Пастернак — не мой поэт. Что его стихи меня нисколько не трогают и не цепляют, а только раздражают неточными рифмами и общей невнятностью. Что мне просто не понять, как строчки из сборника «Сестра моя жизнь» могли служить паролем для близких по духу людей. И при всем при этом быковскую биографию Пастернака я прочел с неослабевающим интересом и потом выборочно перечитывал еще дважды. Как такое возможно? Биограф увлекательнее гениального автора? Про биографию Окуджавы уже не говорю, на Окуджаве я вырос, всего помню наизусть, и книга Быкова была сплошным упоением. Книгу о Маяковском еще не читал, лишь пролистал, чтобы узнать, упомянута ли там Луэлла Краснощекова, с которой я когда-то состоял в родстве. Упомянута.

Увы, я не смог полюбить быковские романы. Осилил два, «ЖД» и «Июнь». По душе пришлась лишь первая часть «Июня», и то с оговорками. С другой стороны, у хороших поэтов вообще редко выходит хорошая проза. Почему так, не знаю. Загадка. Впрочем, здесь возможна аберрация восприятия одним пишущим другого пишущего. Иррациональная быковская неприязнь к Довлатову, полагаю, имеет ту же природу.

Но уж поэт — всем поэтам поэт. Разве что иногда бывает длинноват. Сам же сказал: «Избыточность — мой самый тяжкий крест». Это мы ему с готовностью простим.

На книжной полке лелею зачитанный до дыр сборник стихов «Отсрочка». Издание 2000 года, «Геликон Плюс». Автограф: «Вадиму Смоленскому с любовью». Еще Горчев, царствие ему небесное, как-то прошелся: мол, умеет же Быков книги подписывать — «Любимому Горчеву от любящего Быкова с любовью». Хотя мне-то Быков, подписывая, подмигнул и пояснил: «С любовью к Щербакову». Мы как раз с ним тогда обсудили последний щербаковский альбом «Déjà». Дело было как раз в издательстве «Геликон Плюс», у живого и полного сил А.Н.Житинского, которому и я, и Быков столь многим обязаны. Виртуальное ЛИТО имени Лоренса Стерна собралось тогда на очередной «летний лагерь» — я ради такого дела взял внеочередной отпуск и прилетел из Японии, а сильно занятый Быков смог появиться лишь на пару часов.

Рад и горд быть его современником, ровесником и даже знакомым, пусть и шапочным. Твори дальше, Быков, будем дальше читать и слушать.

Когда в возрасте двенадцати лет я начал учиться играть на гитаре, песни Новеллы Матвеевой были самыми первыми, которые я разучил и исполнил.

Песни останутся. Спасибо за них.

    Пять лет назад я упомянул в ЖЖ о новом японском романе «Белка, голос!» (автор – Хидэо Фурукава). На меня тогда вышло какое-то японское литагенство, прислало текст пролога, я его перевел для пробы, тем дело и кончилось. Вывесил черновой текст перевода на Сеть, чтобы добро не пропадало. С тех пор очень хотел узнать, что там дальше происходит в романе и вообще – насколько этот роман хорош. По прологу не смог составить определенного мнения. Лишь знал из аннотаций, что роман получил в Японии какую-то престижную премию и что суть его состоит в рассказе о событиях XX века через истории о собаках. Это интриговало. Я надеялся дождаться выхода русского перевода – пусть не моего, пусть чужого, неважно – и наконец оценить роман во всей его целостности.
     Дождался.
     Роман выпущен издательством «Гиперион» в переводе Екатерины Рябовой. Я скачал его на Киндл и прочитал от начала до конца.
     Свидетельствую: такой оголтелой, чудовищной, невыносимой, лютой белиберды я не читал ни разу в жизни.
     А ведь я читал много белиберды. Когда в конце лихих 90-х я состоял членом ЛИТО имени Лоренса Стерна, судил конкурс сетевой литературы «Тенёта» и вообще активно участвовал в сетературной жизни, то поневоле пропускал через себя многие и многие килобайты графомании, в том числе самой отмороженной. Но роман Хидэо Фурукавы бьет все рекорды. Думаю, что если бы Хидэо Фурукава захотел вступить в наше ЛИТО и разместил бы текст романа «Белка, голос!» в приемной, то его задробили бы подавляющим большинством голосов. Шанс стать птенцом житинского гнезда у него был бы самый призрачный.
    ( Collapse )
   Можно было бы погоревать о японской литературе, где такое добро теперь объявляется голосом нового поколения. Но можно также вспомнить награжденный «Русским Букером» афедрон – и утешиться.

Свел все законченные переводы из Спайка Миллигана на одну страницу, вместе с оригиналами. Вот сюда:

http://www.susi.ru/rus/milligan

Сейчас там 53 стихотворения; в ЖЖ я показал только 16, треть от общего количества. Не исключено, что будет что-то добавляться – в книге «A Children’s Treasury of Milligan» еще есть около десятка вещей, которые можно было бы попробовать перевести; остальное либо непереводимо, либо не очень интересно, либо уже хорошо переведено Г.Кружковым. Думаю, еще пяток осилю точно. Впрочем, и это количество уже вполне тянет на книжку.

Закинул удочку в издательство ЭКСМО, которое знает меня как переводчика. Ответа пока нет. Возможно, есть смысл закинуть куда-то еще. Если у кого-нибудь есть рекомендации и сопутствующие мысли, то welcome.

Кот в мешке

Купил себе кота в мешке.
Что было у меня в башке?
Ведь кот не толст — напротив, тонок.
Мне был подсунут поросёнок!
А поросёнка как я выну?
Тянул сперва за пятачину.
Тянул наружу, он — обратно.
Кто побеждает, непонятно.
Весь год тянуть не прекращал.
Он упирался, и пищал,
И успевал ещё кормиться!
Но так беконом не разжиться,
Мешку достался весь прирост.
В итоге ухватил за хвост,
Но дикий хрюк в мешке раздался,
И хвост с концами оторвался.
Прощай же, друг! Твоим хвостом
Я завершаю этот том.

( Collapse )

Вот первая строка божественной поэмы, что вдохновенно растянул поэт.
Длиннее сможешь или нет?
А я могуууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу!!!
Схитрил.
Но лишь затем, чтобы победы не отдать врагу.

Спайк Миллиган

( Collapse )

Меж чашкой и губой
Возможен разнобой.
Когда губою слаб,
То кап-кап-кап.

Спайк Миллиган

( Collapse )

Лев прокусил,
Набравшись сил,
Коленку почтальону.
Теперь газет
В помине нет.
Иди проси пардону.

Спайк Миллиган

( Collapse )